Часть 1
В эпилоге на всякий случай Толстой повторяет нам, что история случайна и все попытки ее изучить – это вам не по портретным с диванными разгуливать. История не зависит от правителей, которых она так честно изучает, а массовое это творение и зависит ровным образом от каждого, что Льон Николаевич четырьмя томами и сотнями персонажей нам пытается доказать. И требует, борода, требует отказаться нас от исторической цели, как Пьер отказался от цели жизни, и жить счастливо. Все равно нам до великого ума далеко, а с наших от вершка два горшка только Наполеонов разглядеть и можно.
Наташа выходит за Пьера. А старый Ростов умирает. Подпитываемый лекарствами, конечно.
Долги кроют Ростовых. Николай уходит со службы, продает именее и бедствует с Соней и матерью.
Николай встречается с княжной Марьей и поначалу кусает усы и корчит из себя неженку и недотрогу, но все кончается очень продолжительным многоточием Толстого.
Княжна Марья становится графиней. Не сбылись молитвы Сони, а Николая в итоге – да.
Николя ни с того, ни с сего оказался крепким хозяйственником и взял все Лысые горы в свой сангвинический кулак. И стал любить русский народ. А графиня Марья ту любовь не понимала (конечно, её крестьяне чуть на кукан не посадили). Любили они друг друга долго и счастливо до трех детей.
Наташа превратилась в сильную, красивую и плодовитую самку. Новая графиня Безухова становится такой толстовской женой. Она вся в семье: общество не любит, костюмы не надевает, феминизмы не понимает, детей грудью кормит, ко всякой юбке ревнует, Пьер у нёе под башмаком. В общем, Наташа опустилась и стала скупа. Не женщина, а толстовская мечта.
Для того, чтобы понять все эти изменения певучей некрасивой Наташи в красивую матку, вспомним историю ее любовей.
Наташа любит Бориса
Наташа любит Пьера
Наташа любит учителя пения (танцев)
Наташа любит еще кого-то
Наташа крутит Борисом
Наташа любит Андрея
Наташа помолвлена с Андреем
Наташа любит Курагина
Наташа собирается бежать с Курагиным перед свадьбой с Андреем
Наташа любит молиться
Наташа любит Андрея
Наташа любит Пьера
Наташа выходит замуж за Пьера
Никто больше теперь не может любить Пьера!
Пьер тетешкает маленького Петю. Граф Безухов зовет всех в декабристы. Николай, как всегда, сангвинически туп и говорит, что коли что, он их всех порубит своим эскадроном. Напомним, что за всю войну Николенька из известных нам случаев агрессии только 1 раз сделал дырочку во французе, за что нынче георгиевский кавалер. Но то французы, а тут перед ним русская интеллигенция, чего бы её не порубать.
Младший Николай Болконский больше всех хочет в революционеры. Мало он молится. Не долго ему осталось.
Часть 2 — бессмысленная
Да ладно. Казалось бы, куда уже. Однако Толстой вновь повторяет свои рассказы про историю и подлых историков, и случайности, и роль маленьких людей, типа князьев и графьев.
Толстой добивается своего. Тебе кажется, что ты идиот, ведь пятый раз читаешь одно и тоже.
Такое впечатление, что автор где-то сборник японских пословиц и поговорок нашел и на пятый раз нам его своими словами пересказывает.
Теперь Лев топит за идеологию. Все не дают покоя ему силы, которые движут народами. Сначала он утверждает, что все-все люди, а не только императоры, участники событий. Что любая случайность и крохотная блошка имеют значение, но после того, как он перечитал свою книгу и понял, что ни один его персонаж никак не повлиял на войну, говорит: ну нет императоры все же нет, давайте попробуем случайности. Типа все случайно, бесцельно и бессмысленно. Но после того как он не находит предъявить нам случайностей, кроме хорошо исторически (а мы кроме императоров всегда ненавидим еще и историков, классифицируем их и после ненавидим по отдельности) известных, Толстой нападает на тему идеологии. Описывает он ее, приближаясь к пассионарности, и идея правда кажется уместной и хотя бы присутствующей в его книге. Но и она не до конца подходит деду Николаичу. И объясняет он революцию… Чудом! Ну все, сейчас помолимся и конец.
Мне вот грецкий орех в дырку из—под зуба попал и застрял там, и как—будто сам зуб. Я думаю, вот может нафиг имплант, врачи, история эта вся, деньги. Может грецкий орех вставить? Ну не чудо-ли идея моя?
Граф Лев пишет последнюю часть эпилога, как научную статью. С пунктами, гипотезами, электричеством. Но более всего забавляет, когда он пишет «мы рассматриваем», ё-мое, или “мы нашли”. Кто мы? Я пишу в статьях “мы” и подразумеваю себя, руководителя и пару человек, которые согласны с моими идеями. С твоими идеями, Толстой, кто согласен-то?
Вот и Дарвину прилетело.
Толстой выдает себя за непреложную истину. Но как мы видели с электричеством и формулой силы, капсю, не всю он знает.
Теперь великий русский писатель хочет поместить человека в вакуум. Вот тебя бы, Лев Николаевич, в вакуум. Вакуумный Лев!
Не могу оставить вас без последних строчек Толстого: “необходимо отказаться от несуществующей свободы и признать неощущаемую нами зависимость”.
Уф! Вот и всё. Ничего более гениального в жизни нам больше не прочитать. Жаль, Толстой жил в 19 веке, нынче какое-нибудь HBO обязательно заставило бы графа Льва написать и пятый, и шестой, и седьмой фильм, простите, том.
Том 1 — Том 2 — Том 3 — Том 4 — Моя война