Заметки

2 том

Часть 1, в которой дуэль с абсолютно непредсказуемым концом

Николенька соскучился по калачам, отрастил усы и едет в Москву. Тут его наконец-то все любят. Даже 16-летняя красавица Соня.

Наташа и Соня видят голых мужчин. 

Оказывается, что пока Николенька превращался в мужчину и систематически не убивал врагов, Наташа ради подруги прижгла руку раскаленной линейкой.

“Денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения”.  Ростовы, судя по всему, нищают.

Любовь к Соне и государю (этот его патриотический гомосексуализм) у Николеньки слабеет, а к проституткам и мазурке растет.

Безухая жена скомпрометирована. Упс. А ведь прав был князь Андрей. Ах ты черт. Прав как никогда. Делать в этой ситуации нечего, Пьер вызывает бретёра Долохова на дуэль. Николай Ростов, считающий Пьера бабой (да-да, Лев Николаевич так и пишет), секундант.

До этого я воздерживался от нравоучений Толстого, но вот и они, господа: “Гораздо благороднее осознать свою ошибку, чем довести дело до неисправимого.” Как бы вы вот без этого знания жили. Тем не менее, Пьер стреляет непонятно куда, но ранит Долохова. Все читатели пребывают в большой надежде, что засранец убит. Но он оказывается любящим сыном и нежным братом, оттого Толстой его лечит.

Пьер, полюбив впадать в бешенство, гонит под хвост жену. Его непослушание другу Андрею стоит ему всех его великорусских имений. 

Внимание! Сейчас я скачусь в пошлость натягивания прошлого на настоящее и выдам вам положение газет 1806 года по брату нашему Толстому: “В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком  поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно,  о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду  произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты.” Должны были отретироваться в ретираду! Это вам даже не отрицательный рост рубля.

Маленькая княгиня с усиками, жена князя Андрея, рожает, но тут же умирает, зато возвращается бледный Болконский, которого почитали убитым после Аустерлица.

Ростов пытается избавиться от Сони, сбагрил ее Долохову. Соня в отказ. Тогда Николушка проигрывается недобитому Пьером шулеру Долохову 43 косаря.

А я теряю корни. У меня выпадает коронка, и нужно срочно рвать корень. Мой дед в славном XX веке брал грязные пассатижи и драл людям зубы на раз. А тут 233 евро!

Наташа начала петь необработанным голосом. Коко (Николай для тех, кто не привык) тоже берет ноту “си” и тут же понимает: можно зарезать, украсть и все-таки быть счастливым. 

Долг выплатили – часть кончена. Все живы.

Часть 2, в которой лопата

Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого
неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это
офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в
Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то,
что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за
что-то.  в мучениях о жизни и смерти рассуждает Пьер. И тут ты думаешь: “Так и до Христа дочитаться недолго”. И таки вот оно!

Масон сообщил Пьеру, что тот сам дурак, да еще и жену не наставил на путь истинный. И в бога верить надобно. Пьер всей своей открытой, жирной грудью вступает в масоны. Масоны то включают, то выключают свет, отбирают у Безухого деньги и кольца, а взамен дают лопату. Лопату!

Я в отличие от своего 15-летнего аналога хохочу на весь вагон метро, посвистываю через дырку вместо “шестерки” и представляю себе сцены из “С широко закрытыми глазами”. Только еще и с лопатой.

Элен считают невинной перед Пьером, как Христа перед жидами. La creme de bonne societe de Petersbourg судачит, кто же первым разглядел в Пьере подлеца. В то же время, Бориска, гад, спаривается с графиней Безухой.

Князь Андрей нянчится.

Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, хорошо хоть про заградотряды не додумался. 

Пьер резво масонничает и требует открывать школы да больницы крестьянам, и всяческую либеральщину несет, чуть не от рабства освободить хочет. Всех раскрепостить! А первыми баб с детьми. Управляющие находят забавным шепелявенье Пьера.

Безухий пытается утянуть Андрея в масонство. Тот, хоть и видит отблески неба Аустерлица, все равно считает, что медицина еще никого не вылечила. 

Неожиданно в романе появляется блаженный трансвестит Иванушка.

Солдаты в армии жрут машкин сладкий корень. 

А закончим краткое содержание этой части мы цитатами великих. Слово Ко-Ко Ильичу Ростову: “Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Велят нам умирать – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет”.

Часть 3, в которой мы узнаем слово “четвероугольный

Происходит второе и последнее важное событие в жизни Болконского по мнению всех учителей русской литературы. Небо над Аустерлицем он уже видел. Теперь очередь дуба. Заодно князь влюбляется в Наташу и жаждет ответных любовей.

“Княжна Марья думала в этих случаях (когда князь Андрей применял логику) о том, как сушит мужчин эта умственная работа”.

Бляяяя! У меня мадленки пригорели. Вот до чего, дед Толстой довести может. Не будет вкусного субботнего завтрака у нас.

Безухий в честь своего масонства принимает назад жену, но без секса, поэтому ей позволено нынче все: и даже будучи полной дурой, быть femme la plus distinguée на весь Петербург.

Снится Пьеру порнушка или словами Толстого: «не должно жену лишать своей ласки (…) в этом была моя обязанность».

Лифляндский темный Берг женится на Вере Ростовой, предварительно обдумав все вплоть до аренды родителям в Остзейском крае. Старший Ростов под это дело продолжает транжирить бабло.

“Он узкий такой, как часы столовые… Узкий, знаете, серый, светлый…”

“Безухов тот синий, темно-синий с красным, и он четвероугольный.” описание мужчины от Натальи Ильиничны Ростовой (16 лет, Москва).

“Это удивительно, как я умна!” заключение Натальи Ильинишны о своих способностях.

Бал.

Все помнят бал. Первый Наташин бал. Даже, если кто не читал “Войну и мир” и не осведомлен, как она за ушами мыла, то открытие Олимпиады в Сочи-то все смотрели, ну!

В прошлый мой заход бал вызывал во мне скуку из-за описания всего этого высшего света, их передвижений, ножек, шей и жемчугов. А в тридцать ты уже знаешь цену и жемчугам, и шеям, так сказать.

Князь Андрей желает жениться. Дед Болконский орет: ты стар (31 год я рыдаю тут), болен (мне вот тоже протез вместо зуба вставлять надобно), родство дрянь, и пока не помру, от себя не отпущу. Стандартные извращенские мечты старых маразматиков про то, как за ними ходить и подавать им стаканы с водой будут. То еще Пушкин писал. Толстой, ты не нов!  

В итоге, сходятся на свадьбе через год (вроде бы нормально, тамаду есть время найти, танец первый выучить, в ЗАГСе дату красивую выбрать, типа 12.12.1812), но, к моему большому удивлению, все от этого в печали. 19 век нет времени айфоны теребить. Наташа то в печали, то счастлива. Пьер весь в печали за себя и свою дуру. Княжна Марья в печали от маразма старого хрыча князя Болконского, готового жениться на служанке. Готовит лапти и вся в желании стать юродивой. Андрэ печалится на водах в Швейцарии. 

У Пьера есть большая диванная!

И к концу этой части брат Толстой убивает нас ажизмом XIX века: “Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно”. Рыдаем все!

Тем временем княжна Марья разрабатывает гениальную стратегию: «Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить пойду
дальше. И буду идти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру
где-нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали,
ни воздыхания!…» 

Часть 4, из которой вы узнаете, когда женщины начинают стариться

Ну вот и решено всё в моей жизни. Это, оказывается, не прокрастинация, это праздность, а праздность условие блаженства Адама до изгнания из рая. Этому меня дед Толстой научил. Пошли теперь все вон! Карантин удался! Я в раю!

В этой-то обязательной (к сожалению, у меня не такая) и безупречной (вот тут я рад стараться) праздности Толстой обвиняет все военное сословие, переделывая народную мудрость “солдат спит служба идет” в три страницы философий.

В той же праздности замечен и гусарчик Наташ (Николай, как принято его называть) Ростов. Он превращается из той некогда приятной девочки, в грубияна и похабника. 

Николашу разоренная семья Ростовых выписывает домой. Он мучается, но едет. Дела поправлять никак не хочется. Охотиться хочется. 

Охота. 

Всем нам известна охота. И даже если кто не читал “Войну и мир” и не помнит, как Николушка молится за убийство матерого волка, “Особенности национальной охоты-то” все смотрели, ну!

Появляется шут Настасья Ивановна.

Главную фразу не части и даже не главы и книги, а всей этой толстовской и нашей с вами жизни произносит Данила без шапки: «Проебали волка-то!.. Охотники!” 

“Улюлю!” как некогда кричал Николушка.

Николенька, как он сам понимает, чуть не проулюлюкал не только охоту, но и войну, и жизнь, и карты. Чистое дело марш и жизнь, и карты.

Сейчас москвичам будет весело. Гувернантки разговорились о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. В Москве или в Одессе! Наташа присела: “Остров Мадагаскар! проговорила она. Ма-да-га-скар”.

Все отрыдали в прошлой части по 20-летней увядающей Соне, а мы продолжаем цитировать великих.

“А главное: я старюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне”, Наташа Ростова, 16 лет, Мадагаскар.

“Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша”, это опять о Соне. Ростовы в сочельник рядятся.

Наташа с каждой строчкой всё красивее, всё душевнее и обаятельнее, все добрее и народнее. И тут становится понятно, что Наташа Ростова и есть Толстой. Это его такое девичье альтерэго. Это же он, Лев, мать его, Николаевич, весь такой и граф с хорошими манерами, и весь с русским народом, и с богом на ты, и детей любить, и все вокруг военные, а он в белом и с гуманными идеями, а еще легкость такая и поэтика, и чтобы все вокруг любили. И писать не умеет, и не от того, что пишет плохо, отнюдь, хорошо пишет, но не умеет оттого, что и тысячную долю своих мыслей письмом выразить не может. И да-да, безумно влюблен в Безухого.

Николенька смотрит на черкесские усы Сони и все больше влюбляется в нее. Что как бы намекает нам. Ах да, Толстой, ах подлец! Выводит намеренно-подчеркнутый поцелуй усы в усы.

“Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью”, нет предела его гениальности.

Часть 5, в которой вы узнаете, что будет с женщиной, если ее потрогать выше локтя

Наташа в попытках подружиться со старым маразматиком князем и набожной княжной Болконскими.

Борис женится на двух имениях в Псковской области и на лесах в Нижегородской.

Опера и свет. Шельма Анатоль (тот который в первом томе клеится к княжне Марье) жмёт руку Наташи выше локтя. Ну и все. Прежняя чистота любви к князю Андрею погибла. Выше локтя! Вся Москва поди уже судачит.

Ну а тем временем подлец Анатоль Курагин еще и женат 2 года как.

Наташа теперь не знает, кого любит больше. Все же отказывает Андрею и хочет бежать с женатиком Анатолем. Соня тот позор предотвращает.

И начинается обыкновенное. Ой мамочки, да вы ничего не знаете, да он хороший, да оставьте меня, да вы меня все ненавидите, да не может этого быть, да отравлюсь-ка я мышьяком. Дуреха она московская. Или мадагаскарская.

Но не будем столь грубы с Натали и передадим слово философам мира того.

“Все они одни и те же”, граф Пьер Кириллович Безухий о женщинах, масон, воспитан в заграницах.

“Беда с этими девками без матери”, граф Илья Андреич Ростов, предводитель московского дворянства.

Свадьбы не будет!

Том 1Том 3Том 4ЭпилогМоя война

 

Добавить комментарий

Back To Top